[NIC]William Herondale[/NIC] [STA]cursed crow[/STA] [AVA]http://s5.uploads.ru/2h7zO.png[/AVA]
В одной из гостевых спален Института царил неполный полумрак, в глубоких тенях которого неясными силуэтами вырисовывались предметы аскетичного убранства комнаты. Тяжелые шторы плотно прикрывали немытые окна, не пропуская в комнату ни единого солнечного луча, которые запросто могли бы нарушить покой тьмы, что медленно клубилась под высоким, сводчатым потолком. В камине вяло потрескивали едва тлеющие угли, а недавно подложенное полено только-только начало заниматься, постепенно разгораясь и отдавая стылому помещению все свое тепло. Рябящие огненные отблески золотили белые чехлы, прикрывавшие большую часть меблировки, и едва струились по пыльному полу, на котором просматривалось множество следов, словно бы не так давно в комнате была самая настоящая толчея. По разным траекториям все следы вели к одному и тому же месту – к высокой кровати, на которой была свалена груда одеял, что то и дело медленно приподнималась и опадала в такт медленному дыханию того, кто был заживо погребен под ней.

Уилл Эрондейл возлежал на своем одре с таким видом, словно действительно готовился отдать Ангелу несмертную душу. В темноте его кожа приобрела болезненно-серый оттенок, лоб влажно блестел от бисеринок проступившего пота, обрисованные слабым светом скулы проступили вперед и заострились, а под глазами залегли глубокие тени. Губы Уилла были сухи от жаркого дыхания, изящные пальцы с силой сдавливали край одеяла и лишь глаза его, сокрытые под предусмотрительно прикрытыми веками искрились привычной лазурной синью, жизнью и чем-то очень похожим на нетерпение. Тесса, как и подобает верной, заботливой жене сидела рядом с ним, ласково гладя по напряженным рукам и иссиня-черным, разметавшимся по подушке волосам. Но что-то странное все же было в этой идеалистической картине – верно, то, как сильно Тесса поджимала губы, будто пытаясь удержаться от слов, которым не пристало слетать с уст приличной и хорошо воспитанной леди. Уилл, впрочем, чувствовал напряжение супруги и старался лишний раз не смотреть в ее сторону – первого и последнего яростного взгляда ему хватило сполна. Даже если бы Тесса разразилась гневной тирадой, Уилл бы не стал ее останавливать и, тем более, журить – брань была бы вполне заслуженной.

Не более как полтора часа тому назад уже названный потомок славного рода Эрондейлов ввалился в Институт с такими душераздирающими стонами и мольбами, будто сам Амаймон и все семьдесят два подчиненных владыке Востока могущественных духа безостановочно гнали его до Института от самой Уайтчепельской дороги. Вряд ли бы кто-то удивился подобному конфузу – в случае Уилла подобное было вполне возможно даже случайно. Тем не менее, сам Эрондейл, к которому тотчас же стеклись практически все присутствовавшие в Институте Охотники, страдальчески уверил всех в том, что неназванный некто смертельно ранил его в пылу неравной схватки, и он, – само благородие и осмотрительность, – успел совершить маневр тактического отхода. Тесса, появившаяся в холле Института немногим позже (и видимо в ходе «тактического отхода» позабытая нерадивым мужем в ландо), пронеслась мимо собравшихся разгневанной фурией, что всей сутью своей источала ауру праведного негодования. От внимательных взглядов окружающих не ускользнул тот факт, что многочисленные оборки юбок девушки вымокли и были покрыты каплями засохшей грязи, а Уилл, совершенно точно не выглядел как смертельно раненный. Что уж говорить – на нем не было даже крови, а одежда (к слову, так же вымокшая и запачканная) не блистала большим количеством прорех, которым принято оставаться от нанесенных оружием ударов.

Проникновенная мизансцена затягивалась, тишина становилась неприличной, а в глазах окружающих начал прорезаться гневный пламень осознания. Уилл, начавший понимать, что сейчас над ним без лишних разговоров и Инквизиторов вершат суд Линча, не придумал ничего умнее, чем театрально рухнуть на пол с задушенным вскриком. За сим его театральность и исчерпала себя. Он настолько реалистично спикировал на пол, что врезался виском в неровный выступ камня, и прежде чем погрузиться во тьму беспамятства почувствовал прострелившую запястье боль, сопровожденную глухим хрустом. Дальнейшие события Уиллу были неведомы, но, судя по всему, его перенесли в ближайшую гостевую спальню и кое-как устроили среди всего этого унылого запустения. Уилл, тем не менее, даже не думал жаловаться, все это было ему на руку – подобная атмосфера, как он надеялся, придаст ему еще более мученический вид.

Уилл пришел в сознание как раз в тот момент, когда Тесса, – сменившая ярость на леденящее равнодушие, – передавала Бриджит запечатанное письмо. Уилл даже не глядя, мог догадаться, кому оно было адресовано. Безмолвным Братьям. Точнее одному из них, весьма и весьма конкретному. Прежде чем Тесса вернулась к нему, Уилл успел торжествующе улыбнуться – очередная его выходка возымела именно такой эффект какого он и добивался. Уилл хотел было коснуться руки, севшей рядом супруги, но совершенно неожиданно обнаружил, что кисть до сих пор простреливает болью. Неужели никто не догадался начертать иратце? Уилл вскинул непонимающий взгляд на Тессу и, приметив ее жесткую, сухую улыбку осознал, что начертать руну, вероятно и пытались, да вот только любимая женушка загорелась воспитать его по-своему. Смотря в серые глаза, пылающие холодным огнем неодобрения, Уилл только и смог, что нервно сглотнуть и подумать о том, что он, кажется, здорово измотал ей нервы. Уиллу нестерпимо хотелось пошутить, но он сдерживался – это могло кончиться еще одной травной, черепно-мозговой, например.

Последующее время Уилл смирно лежал в кровати, слушая, как шумит в ушах от удара о пол и, прислушиваясь к разноплановой боли в своем теле: ноющей – в распухшем и налившимся сине-фиолетовым оттенком запястье; ломящей – в отбитом виске; и тянущей – в точечном районе предплечья, окромя там, где налились несколько кровоподтеков странной формы. Началось все с запястья, но эту животрепещущую историю Уилл приберег для того, кто с минуты на минуту должен был объявиться на пороге Института собственной персоной. Утомившийся тягостным ожиданием Уилл взялся считать камни в потолочной кладке и сбился на шестьдесят седьмом, когда услышал донесшийся из-за окна хруст гравия и скрип колес. Лишь чудом ему удалось удержаться от того, чтобы не броситься, сломив голову к окну. Красноречивый взгляд поднявшейся со своего места Тесс окончательно пригвоздил его к кровати, в перину которой Уилл вжался всем телом, утопая под бесчисленными одеялами, которых, кажется, накидали в дополнение к пытке болью, чтобы ко всему прочему сварить его заживо в собственном соку. Вышедшая за порог Тесс прикрыла за собой дверь, оставив Уилла дожидаться и мучиться от безызвестности и неспособности сделать с этим хоть что-то.

― Джеймс! ― обычно мелодичный и успокаивающий голос Тессы звенел от едва сдерживаемого негодования, многократно отражаясь от стрельчатых сводов холла. Бриджит, открывшая брату Захарии дверь и проводившая его внутрь, при виде миссис Эрондейл застыла на месте. Сочувственно покосившись на Безмолвного Брата, она поспешила убраться в сторону кухни, чтобы случайно не подать под раздачу, в которой ее не спасли бы даже славные клинки, в свое время сберегшие далеко не одну жизнь. Даже не посмотрев в сторону умыкнувшей кухарки, Тесса подлетела к Безмолвному Брату, явно не испытывая перед ним той благоговейной смеси страха, уважения и почтения, кою испытывали пред обитателями Безмолвного города все сумеречные охотники. Лишь оказавших в нескольких сантиметрах от него Тесса осеклась и выражение раздражения, обезобразившее ее лицо, сменилось пониманием, а после смущением и виной. Вся гамма чувств неприкрытой блеснула в ее светло-серых глазах. ― Джем, Ангела ради, прости мне мою несдержанность, ― смягчившись негромко попросила Тесса и сделала неуверенный шаг вперед, аккуратно касаясь жесткой ткани его балахона. Источаемый им холод все еще был непривычен и пугал, но руки она не одернула, а вот поднимать лицо не торопилась, смотря куда-то в область шеи брата Захарии. И все же, она решилась вскинуть взгляд раньше, чем тишина стала неловкой. В потемневших глазах сверкнула сталь и решительность.

― Сделай с Этим что-нибудь, иначе, клянусь Богом, я разобью об его дурную голову столько кувшинов, что он будет вынужден переехать в Безмолвный город на бессрочное проживание, ― «и тогда Безмолвные Братья станут не то что "молвящими", а "гневно вопящими"» ― мысленно закончила она, очень не вовремя задумавшись о том, что Джем, вероятно, обучился уже достаточно хорошо для того, чтобы слышать отголоски ее мыслей. Вновь смутившись своей непозволительной дерзости и грубости, Тесса тяжело вздохнула и, спеша скрасить неловкость, жестом позвала Джема следовать за собой, двинувшись в сторону лестницы ведущей на второй этаж. ― Он в одной из гостевых спален. Я провожу.