Гаррус смотрел на свою сестру и видел, что у нее было детство. Она играла с такими же, как и она, маленькими турианскими детьми, бегала по пыльным дорогам, прижимая к себе самую большую ветку, какую только могла найти. Гаррус смотрел на Солану и видел, как она была счастлива – она смеялась рядом со своими маленькими друзьями, она кричала, когда сильно ударялась коленкой при падении, она благодарила, когда ей предлагали такую необходимую помощь. У Соланы были мечты, обычные мечты юной турианской девочки, и перед ней были открыты абсолютно все дороги – она могла бы выбрать любую из них.

Солана росла, и Гаррус наблюдал за ее взрослением. Он видел ее первые переломы, первые победы, первые выстрелы и первые поражения. Гаррус видел ее первого друга, первого врага и даже первого взрослого турианца, который сказал ей, как же далеко она пойдет. Гаррус видел все это, и с удовольствием катал ее на плечах, когда возвращался домой. Гаррус смотрел за тем, как сестра пыталась повзрослеть как можно скорее, и советовал ей ценить моменты беззаботного детства, когда она не связана ничем, кроме правил поведения в общественных местах.

У Соланы Вакариан было детство, но у ее брата Гарруса его не было. Гаррус Вакариан был товаром в магазине, материалом для лепки и объектом для исследования. Гарруса купили, едва ему исполнилось четыре – забрали из рук матери, которая при прощании говорила ему, какой же он особенный. Его забрали из семьи и лишили всего, что у него было на тот момент – оставили только имя и родовые метки, что пересекали его лицевые пластины темно-синими рваными лентами. Гарруса заперли внутри высоких башен Валлувианского жречества, покрыли его голову темным капюшоном, а после решили, что его нужно лишить не только детства, семьи и права выбора будущего.

Гарруса Вакариана решили лишить его имени. Когда неизвестные ему турианцы в темных свободных балахонах положили его на операционный стол, Гаррус испытывал страх. Но когда жрецы решили избавиться от родовых меток его колонии, в которой он когда-то родился, Гаррус испытал парализующий все его маленькое детское тело животный ужас. Тогда бы уже ничего не смогло бы быть прежним. И Гарруса Вакариана в этой галактике тоже не стало бы, и имя его было бы лишь пищей для холодного и поразительно жадного вакуума космоса. И именно тогда Гаррус понял, что такое «бей и беги».

Метки остались на его лице, нетронутые светлым сиянием лазера. Гаррус в ужасе сбежал и слишком долго он не мог найти выхода. Гаррус бежал, но вскоре его нашли, поймали и скрутили, словно больного бешенством молодого варрена. Купленный в магазине товар оказался бракованным, и в его мозгу была сила воли, которой никто никогда не приветствовал. Гаррус не знал, что жрецы делают с теми неудачными образцами, которых нельзя было вернуть назад. Так же Гаррус не знал, был ли он достаточно особенным, чтобы жить в высоких башнях с плоскими крышами, в которых прятало свои знания Валлувианское жречество.

///////////
Гаррус Вакариан приходит домой в последний раз, когда ему исполняется двадцать. Именно тогда его сестра готовится уйти в учебный лагерь согласно традициям, и она делится с ним своими переживаниями, как с самым дорогим ей человеком, не смотря на их частые разлуки. Гаррус прямо говорит, что больше никогда не вернется домой, и Солана смотрит на него отрешенно и с разочарованием. Солана говорит ему, как сильно он изменился, и субгармоники ее мелодичного голоса бесцветные и сухие, как жухлые листья. Она замечает в нем что-то, что потом сможет увидеть в учебном лагере и много позже – на военных операциях. Сестра еще не понимает этого, но видит на руках Гарруса кровь, а в его глазах – смерть и безразличие.

Гаррус Вакариан – убийца. И теперь десятки духов умерших солдат смотрят на него сверху, и все они, он уверен, – духи мести. Гаррус ступает по земле медленно и в развалку, зная, что оставил детей без отцов и матерей, любящих без любимых и братьев без сестер. Гаррус знал это, и знание это давалось ему легче с каждой выпущенной пулей. Когда Гаррус убивал людей, это давалось ему настолько легко, насколько естественным был процесс дыхания для любого живого организма.

Гаррус Вакариан – солдат. И все, чему его научили Валлувианские жрецы – это ненависти и войне. Гаррус убивал, и убийство для него было не более чем работой, а свою работу он выполнял хорошо. Гаррус ненавидел, и ненависть для него была воздухом, что наполнял его тело бьющей через край энергией. Гаррус желал смерти каждому отдельному человеку в этой галактике, и космос переваривал его злость, культивируя ее в ярость. И он копит в себе эту животную и разрушительную силу, а после – выпускает наружу, когда находится на грани между жизнью и смертью.

Гаррус, лишенный способности ходить, вырезает остатки человеческой колонии и выживает после обильного кровотечения. Оставшийся один, посреди перемазанных красной и синей кровью трупов своих собратьев, он смотрел в глаза ранившему его человеческому мужчине, обернутому в фантик брони Альянса Систем. Гаррус ненавидит этого человека, который закрывает собой выживших человеческих колонистов; он ненавидит этого мужчину за каждого погибшего на этой бойне собрата.

Гаррус перерезает человеку горло, дотянувшись до спрятанного в сапоге кровоточащей ноги стилета. А после – вырезает и всех остальных, что остались в живых. Гаррус чувствует упоительное наслаждение, когда слышит крики боли, что выходят из человеческих глоток. С чувством исполняющейся мести он всаживает острие клинка прямиком в мягкую и незащищенную броней плоть, и перчатки его становится мокрыми и липкими. Гаррус чувствует опьяняющий запах крови и смерти повсюду, и видит в своих убийствах не только хорошо выполненную работу, но и удовольствие.

Спустя три дня Гаррус просыпается, обмотанный трубками в медицинском отсеке, и вместо ноги у него – новый механизированный протез. Он касается пальцами матово блестящих пластин и черного подколенного нароста, и в его душе нет чувства утраты. Когда он пытается двинуть своей новой ногой, его мозг еще затуманен действием обезболивающих препаратов, которыми его накачивали во время протезирования. Но нога отзывается, и Гаррус чувствует почти детскую радость. Его костям удобно в его теле, и его мышцам удобно на его костях; около месяца Гаррус свыкается с мыслью о том, что человек смог лишить его ноги. Теперь убийство для Гарруса – это нечто личное.

///////////
Гаррус смотрит на постоянно движущуюся карту галактики, и свет от миллиарда звезд отражается на его лице. Когда он отворачивается и уходит с капитанского мостика, взмахнув полами темных одежд, отражения пропадают с его лица и смещаются на блестящее полотно свинцового потолка. Перед стыковкой на Иллиум он долго прощупывает единственный пистолет, который берет с собой на переговоры. «Бритва» покладисто принимает от Гарруса улучшение для дула – более длинное и мощное, оно производит больше шума, но бьет сильнее.

Когда Гаррус сходит с корабля и смотрит на светящиеся огнями высотные здания, то и их отражение он ловит на своих лицевых пластинах, перечеркнутых синей линией метки. Такие же огни отражаются на лице его адъютанта – молодой турианки, прижимающей к груди широкий корпус планшета. Она говорит Гаррусу о том, что впервые находится так далеко от Палавена, и таких ярких огней она не видела еще нигде. Гаррус замечает, как сверкают ее темные широко раскрытые от восхищения глаза, и он позволяет им двоим небольшую заминку. Турианка следит за проплывающими мимо машинами, показывая на некоторые из них рукой; турианка следит за проходящими мимо инородцами и рассказывает ему какую-то шутку о волусах. Гаррус, облокотившись на парапет, смеется и удивляется тому, насколько беззаботно она себя ведет.

Когда адъютант разворачивается, как он мгновение назад, отблески высоток пропадают с ее лица. Она указывает рукой на людей, привлекая внимание Гарруса, и начинает набирать что-то в своем планшете. Гаррус выпрямляется во весь свой высокий рост и двигается навстречу, не сводя глаз с одной единственной человеческой женщины, личное дело которой попало к нему в руки несколько дней назад. Он узнает ее сразу же; визор ловит ее фигуру в перекрестье, а после выдает быстро пробегающую вверх сводку ее физических данных. Гаррус видит ее в легкой, плотно прилегающей к телу броне, и думает о том, насколько хорошо она владеет биотикой. Гаррус понимает, что одного биотического удара будет достаточно, чтобы перегрузить и разрушить его щиты – и это будет единственным, что защищает его тело, помимо слоев природных костяных наростов.

Гаррус не надел брони, и даже его механическую ногу можно увидеть невооруженным взглядом. Подойдя достаточно близко, чтобы обратить на себя внимание, он сбрасывает с головы капюшон и отдает человеческому капитану Джейн Шепард честь, хотя такого он никогда прежде не делал.

– Капитан Гаррус Вакариан, – без предисловий представляется Гаррус и лениво отнимает ладонь от виска, выставляя вперед механизированную ногу. – Командир исследовательской группы Гамма-7 и Ваш личный надзиратель с турианской стороны, капитан Шепард.

Отредактировано Garrus Vakarian (2016-07-18 00:04:43)

Человеческая женщина называет это проблемами с взаимодействием с людьми. Гаррус не считал подобное проблемой, потому что его учили взаимодействовать с людьми, но своим методами. Методами его были насилие и боль, устрашение и доминация, и любые другие методы казались ему чуждыми и слабыми. Гаррус был турианцем, а турианцы не принимали слабости, не принимали вольности, не принимали неповиновения. Турианцы – народ воинов и солдат, и страницы их истории были написаны жизнью миллионов погибших. Турианцы шли по землям своих завоеваний, и земля это была влажная от чужой и их собственной крови. Влажная земля была покрыта пеплом, и Гаррус Вакариан тоже ходил по этой земле – по земле, удобренной чужой мертвой плотью и дробленными сухими костями.

Они стали первыми, кого встретили люди на своем пути, когда открыли высшие технологии, находящиеся на задворках их примитивной системы. И они стали первыми, кто испытал мощь этой многочисленной и заносчивой расы – неизвестной, никому не понятной и оттого опасной и непредсказуемой. Турианцы стали первыми, кого встретили люди, но именно они стали теми, с кем люди стали сотрудничать. От Гарруса Вакариана зависел успех этого сотрудничества, но чему-то крайне необходимому Валлувианское жречество его все же не научило.

Валлувианское жречество не научило его дипломатии. И единственное, чем пользовался Гаррус при взаимодействии с людьми, так это насилием и оружием, с помощью которого это насилие осуществлял. Гарруса учили ненавидеть, но не учили прощать; его учили убивать, но не учили спасать; его научили долгу и мести, но не научили благоразумию и самоконтролю. Поэтому у Гарруса Вакариана действительно были проблемы с взаимодействием с людьми, потому что все, чему он научился – это убивать молодых инородцев с пограничных планет, выдавливая их жизни из мягких и незащищенных тел.

Гаррус выжил в башнях Валлувианского жречества не потому что родословная была чиста и не потому что само жречество было близко ему по духу. Гаррус выжил, потому что всю свою жизнь был один и верил только себе. Когда его, маленького турианского мальчика, ловили за ноги и руки, а после – скручивали на холодных блестящих полах залы посвящения, он сопротивлялся так долго, как только мог. Гаррус пинался, кричал и кусал зубами все, до чего только мог добраться. Гаррус кричал, и ему затыкали рот, а после – вели к монументу, протаскивая его щуплое тело по темным коврам. Монумент шептал, и шепот этот проходил сквозь его кожу и кости, достигал мягких мышц и незащищенного детского мозга. Гаррус смотрел на величественный сгусток энергии, что ослепляла его глаза, из которых лились слезы.

Гаррус не хотел слушать, но он все равно слышал. Стоя на коленях, он держался за голову, не в силах сдержать дробящийся шепот слов, что отскакивали от его черепной коробки и накладывались друг на друга, создавая вечное безумное эхо. Гаррус не смотрел, но он все равно видел фигуры – темные на белом фоне, – что обступали его со всех сторон и давили, давили на него. На плечах Гарруса теперь была настолько неподъемная ноша запретного знания, что он, обессилев, упал и закрыл воспаленные от плача глаза. Гаррус уснул на долгие часы, а когда проснулся, то уже перестал быть собой.

И если человеческая женщина по имени Джейн Шепард потеряла своих родных, – свою семью – то он потерял самого себя. Гаррус Вакариан погиб много лет назад, так и не дожив до своего шестого дня рождения. Гаррус Вакариан погиб много лет назад тем самым маленьким мальчиком, которому так нравилось бегать по пыльным дорогам вместе с другими соседскими детьми, сжимая в руках самую похожую на снайперскую винтовку деревянную ветку. И не смотря на то, что турианского мальчика убили Валлувианские жрецы, Гаррус винил в своей смерти человечество.

И не смотря на то, что Джейн Шепард никаким образом не участвовала в войне Первого Контакта ровно как и он, Гаррус ненавидел и ее. Ее громкий и колющий смех, ее острый голодный взгляд, ее плоский, по сравнению с турианским, голос. Гаррус ненавидел, и его трехпалые ладони сжимались в кулаки; Гаррус ненавидел и вспоминал о том, насколько хрупкая и незащищенная у людей шея. Он помнил, с какой легкостью лилась кровь из темной человеческой улыбки, которую он оставил на память одному из колонистов, насколько широко и радостно улыбалась мертвеющая плоть его шеи. Он помнил, насколько легко на человеческой коже растекаются маслянистыми пятнами синяки, и как звонко хрустят их легкие серые кости. Смотря на Джейн Шепард, Гаррус раздел ее догола около тридцати восьми раз, и каждый раз он не забывал снять с непокрытой головы ее густой и блестящий скальп.

– Мое недоверие никаким образом не помешает выполнению миссии. У меня ровно такие же приказы, как и у Вас, капитан, – жвалы на его лице расходятся, и этот жест можно назвать улыбкой, если бы он не был похож на голодный звериный оскал. В его расслабленные пальцы адъютант передает планшет, и Гаррус быстро пролистывает длинные списки ресурсов, раздевая Джейн Шепард в своей голове в тридцать девятый раз. – Здесь информация о поставках, обмене ресурсами и прочий бюрократический мусор.

Когда Гаррус отдает планшет в руки Джейн Шепард, пальцы их на мгновение соприкасаются. Он думает о том, сколько времени им придется провести бок о бок – сколько людей и ксеносов им придется убить в ходе этой миссии. Гаррус чувствует, что стоит на пороге чего-то важного, чего-то, что навсегда изменит его жизнь – как когда-то его жизнь полностью изменило Валлувианское жречество. В ходе этого союза Гаррус потерял не только свою семью, свое будущее, но и самого себя. Что он может приобрести в ходе союза с человеческой женщиной, он не знает.

Поэтому Гаррус думает о смерти. О смерти не только Джейн Шепард – в юбилейный сороковой раз – но и о своей собственной. И этот союз может стать крайне могущественным, но он, Гаррус уверен, заранее обречен на провал. И теперь они оба находятся друг у друга на прицеле: они оба могут подвергнуть друг друга опасности, просто сказав одно неверное слово, сделав один неверный шаг. Гаррус не знает, кто ошибется первым, но ему крайне любопытно, кто это будет.

И это будоражит кровь куда сильнее стимуляторов и азарийских танцовщиц.

– Ты свободна и можешь возвращаться на Палавен. Свои приказы ты знаешь, – говорит Гаррус своему турианскому адъютанту, и она, кивнув, уходит в сторону его корабля. На прощание Гаррус дарит ей почти ласковый шлепок ниже спины, на что турианка лишь сверкает в его сторону глазами, но злости в этом взгляде нет. – Все сторонние вопросы исчерпаны. Можем идти, капитан?