Желанна цель которая кажется столь близкой. Она желанна настолько, что за азартом и обманчивым ощущением скорой победы не чувствуешь предостерегающих шепотков отточенной интуиции. Марк чувствовал это в себе – предостережение и сопротивление, будто тумблер безопасности заело, и он никак не хотел отключаться, сопротивляясь и пытаясь хоть как-то подавить недопустимую дурость, которая, вполне вероятно, могла кончиться даже летально. Когда-то ворам обваривали руки в смоле и рубили пальцы, им – отсекут их дурные головы в предупреждение другим. Гуинн благоволит им, но никому неизвестно где предел его терпения. Если даже ангелы импульсивны и раздражительны, то, каково же самообладание сильнейшего из фэйри?

Марк дорожит своей жизнью. Марк холит надежду вновь встретиться с потерянной когда-то семьей. Марк не из робких, но из практичных и примерных, и потому он лишь вяло улыбается, чувствуя пальцы джентри на своей руке. Марк из верных, и честных, и отступить сейчас он не может, даже если и хочет этого действительно сильно. Если гнев настигнет одного из них, то другой пойдет на плаху следом, так к чему же лишать себя удовольствия испытать свою удачу, нервы и ловкость на прочность? Это похоже на самовнушение и Марка это на самом деле нисколько не успокаивает, но он все равно кивает в ответ и прикрывает глаза, замедляя дыхание, концентрируясь и уже после смотря на мир другими глазами. Глазами охотника. Тем самым внимательным взглядом, который подмечает любую деталь и возможность.

Марк ускользает в другую сторону плавно и бесшумно. Окунается в тень, почти чувствуя, как становится частью ее и продолжением. Он – холодный воздух вокруг. Он – пожухлая трава под босыми стопами. Он – пропитанный запахом хвои и сосен ветер на коже. Каждый шаг, как на иголки. Каждый вздох, как последний. Немигающие глаза режет ветром, но он не упускает из-под контроля ни секунды, пристально смотря не «на», а «в целом» и видя практически все. Аккуратность, выверенность, точность. Все сомнения нещадно сметаются концентрацией и сосредоточенностью. Он, как охотник, думает сначала о пути, и только потом о цели. Нельзя сразить зверя не рассчитав траектории полета стрелы. Нельзя украсть, не рассчитав свои действия и возможности.

Он не видит Кирана, но чувствует его на каком-то недоступном в привычном понимании уровне. Они слишком долго стояли плечо к плечу, чтобы не знать действий друг друга. Они слишком сильно срослись друг с другом, и это было недостатком в той же мере, в коей и преимуществом. Марк видел его даже тогда, когда джентри не выдавал себя ничем, видел совершенно иным зрением, видел кожей и всеми шестью чувствами. Вопрос только в том, видел ли их сам Гуинн, продолжающий спокойно восседать на своем пне и заниматься одному ему известными делами.

Марк подошел ближе, замер, всмотрелся и прислушался. На секунду ему показалось, что Гуинн едва повернул голову – действие было столь нечетким и секундным, что Марк не взялся бы утверждать, правда ли это или обман зрения. Костер трещал, пожирая поленья и выкидывая вверх снопы вьющихся искр. Где-то в высокой траве шумно стрекотали ночные насекомые. Марк чувствовал себя мотыльком, стремящимся к открытому пламени – глупым, наивным мотыльком, чающим надежду на неизвестное, но почему-то нужное. Плащ лоснился в свете костра и едва трепыхался под порывами смолкающего ветра, притягивая взгляд. Марк смотрел на него и топтался на месте, не зная, что предпринять – хватать и бежать, или продолжать блюсти политику аккуратности.

Когда разные методы ведут к одному исходу выбирать еще сложнее.

Марк шагнул ближе и стелящийся по земле терн вцепился в его лодыжки, цепляясь за ткань и кожу, словно пытаясь отговорить и отвести от этого безумия. Они зашли уже слишком далеко. Переступив через лоснящуюся алым шипастую лозу, Марк подступил к самой границе света и тени, балансируя в опасной близости. Ради достижения некоторых целей приходится рисковать даже тогда, когда риск слишком велик.

Пригнувшись и коснувшись ладонями земли, склонившись как можно ниже, он скользнул вперед, замирая всякий раз, когда ему казалось, что Гуинн вот-вот обернется. Велики глаза страха, но искушение еще более велико. Марк не смотрел на плащ, он и без того знал, где он лежит. Марк смотрел по сторонам, смотрел в тень, где должен был таиться Киран, или может Марку это лишь казалось. Он чувствовал азарт и желание, и это перекрывало все остальные чувства, мешая и сбивая с толку. И все же он сохранял самообладание, не поддаваясь импульсам и продолжая двигаться медленно, едва не скользя животом по холодной земле, будто низкая трава могло хоть как-то укрыть его и спрятать от цепкого взгляда Лидера Охоты.

Гуинн видел все. Он чувствовал всех. И знал куда больше, чем все они вместе взятые.
Марку почему-то казалось, что первый из фэйри улыбается, созерцая чащобу перед собой.
Марк не верил в то, что они настолько ловки, что Гуинн даже не почувствовал их присутствия.
Воины, прошедшие далеко не одну битву, в итоге учатся чувствовать кожей.

Рывок. Недвижи́мость. Рывок.  Марк чувствует жар трескучего пламени на своем лице и руках, свет слепит его не позволяя смотреть с прежней внимательностью и широтой. Он уже близко, он чувствует это. Он видит это. Марк замирает прямо перед плащом, смотрит на него так, словно тот может испариться в любое мгновение. Упершись коленом в землю он вытягивает над предметом обмундирования руку и не чувствует ничего – ни холода, ни жара, ничего сверхъестественного. Пожалуй, этого стоило ожидать, но все же он надеялся на что-то необычное от предмета, который считался едва ли не легендарным. Марк не думает о том, что это далось им слишком легко. То есть, действительно, слишком. Он не чувствует подвоха и коснувшись ткани, сжимает ее в пальцах, чувствуя шершавую структуру и то, что материал остался холодным, несмотря на то, что находился все это время рядом с пламенем.

Марка передергивает от ощущения того, что он, держа в руках что-то настолько удивительное, не испытывает ровным счетом ничего. Напряжение все так же давит на него изнутри, теперь раздирая его еще сильнее. Напряжение переплетается с тревогой и подозрительностью, и Марк думает только о том, что этого быть не может. Что это просто невозможно. Он держит в руках чертову легендарную тряпку, а вокруг не происходит ничего. Он смотрит на Кирана, а потом, ощутив что-то неприятное внутри себя, что-то похожее на импульс и внутренний укол, оборачивается, встречаясь глазами с тусклым взглядом обернувшегося и крайне неприятно улыбающегося Гуинна. Марк бы, наверное, с дуру сказал бы: «Ангела ради» или, может: «какого дьявола?», но он настолько деморализован, что даже губ разомкнуть не в состоянии и вместо того, лишь сильнее прижимает к себе плащ, будто он хоть как-то сможет его защитить.